Послесловие к бенефису. Вижу! Кагаров!
Митя Харшак: Эркен, скажи, пожалуйста, с чего все начиналось, как ты вошел в профессию, как получилось так, что ты переехал из Ташкента в Москву?
Эркен Кагаров: Я даже и не думал, что стану дизайнером. Мои родители художники, ну и, естественно, когда мне исполнилось 15 лет, родители спросили: «Ну что, идешь в 9-й класс или в художку?». Я ответил, что не знаю. Ну а раз не знаешь — иди в художественное училище. Как я тогда писал! Вы бы только видели! Как курица лапой. Проучился семестр: трудился, работал, с девчонками не гулял, потому что был маленьким скромным мальчиком. В итоге мне поставили пятерку. Здесь, правда, нужно учесть и мой визуальный опыт, который я получил дома: разные иностранные журналы (польские, венгерские, немецкие). Был еще журнал «Америка», без которого, видимо, я не стал бы дизайнером. Все увидели и удивились моим знакам, девушки начали на меня обращать внимание. И, я понял: вот оно! Я нашел себя! И за следующий год я получил какую-то уверенность в себе. К тому же, к концу первого года обучения самый маленький мальчик на курсе вырос сразу на 15-20 см, став ростом сразу 175 см, а еще через какое-то время 180 см!
М.Х.: А какие были первые заказчики?
Э.К.: Вообще самые первые работы я для отца делал. А всерьез я стал заниматься этим после армии. Отец поручал мне делать плакаты к разным выставкам. Печатали сами. Происходило это в шелко-трафаретной мастерской, где работали мастера, отрисовывающие темно-коричневой ретушью каждый из цветов. Я посмотрел как они криво обводят все, и решил, нет! — я сам все буду делать. Где-то летрасет применял, где нужен был шрифт.
По поводу Москвы и армии. Я делал свои знаки пачками, для себя в общем-то, и когда служил, увидел в журнале «Реклама», на последней страничке в рубрике «Вернисаж», работы одного дизайнера (не называю имен), и мне показалось, что мои знаки лучше. Я подумал, что надо бы послать в редакцию свои проекты. Попросил родителей, чтобы они прислали мне фотографии моих работ. Переслал их в журнал «Реклама». Оттуда пришел ответ, типа, такая отписка, что для рассмотрения редакцией вопроса о публикации, напишите, в каких журналах вы публиковались ранее. Естественно, я нигде не публиковался, поэтому и не стал отвечать.
Прошло время, я приезжал периодически в редакцию журнала «Реклама». Привез как-то работы на конкурс «Шрифт 89». У меня тогда были длинные кудрявые волосы. Сам в длинном черном плаще, молодой-красивый, с папкой под мышкой. С очень хорошим шрифтом, который обязательно должен получить первое место (шрифт и до сих пор мне кажется очень хорошим). Привез работы рано утром, ходил-бродил, нет никого… сидит одна барышня. Говорит, мол, здесь так заведено: один дежурит, а остальные потягиваются, кто к 11.00, кто к 12.00. Хотите — можете оставить работы, а хотите — можно подождать, когда придет Цыганков, Чайка… Отвечаю, что я, пожалуй, лучше подожду. А сам думаю, ну, конечно же, я подожду! Ведь можно увидеть настоящих звезд!
Потом еще раз приезжал, Цыганкову показывал работы, и он меня как-то спросил, а зачем ты работы показываешь, хочешь публикаций? Да нет, говорю, просто интересно услышать мнение профессионала. Я очень мудро поступил, правильно ответил, видимо. Прошло какое-то время — получаю от Цыганкова почтовую карточку: «Готовь свои работы — будем рассматривать вопрос о публикации в журнале».
Я был на седьмом небе от счастья! В Советском Союзе, учась на четвертом курсе института, опубликоваться в «Рекламе» — это было пределом мечтаний! Цыганков советы давал: «Ты все сделал правильно, по сетке, но как-то скучно…». Василий Аркадьевич очень многим помогал, вдохновлял, тогда он многое формировал в «Рекламе». Наставлял: «Ну, представь: принял ты ванну, надел халат, ничего тебя не волнует — вот в этом состоянии сделай работу. Я попробовал — и у меня получилось, освободился от этих вот схем… и получилось! Много позже Василий Аркадьевич рассказывал, как они когда-то получили письмо с армейским штемпелем, от какого-то солдата из Узбекистана. Открыли конверт — там знаки хорошие. Размышляли с Чайкой: «Если бы этот человек делал такие знаки — мы бы его знали, а раз мы его не знаем, значит он их где-то срисовал. Но зачем срисовывать знаки и присылать в журнал «Реклама»!?». Я, конечно, не срисовывал, но получилось так, будто это розыгрыш какой-то! Такая вот была история... Недавно был в Украине, подходит человек один — у него вырезка до сих пор из этого журнала… очень трогательно. В той публикации логотипы со словом «love» впервые появились. Именно в них что-то людей удивило.
А потом Цыганков пригласил меня в рекламное агентство «Грейтис»… Тогда я квартировал у своего друга, жившего в мастерской своего отца. В один прекрасный день там появился компьютер, принтер и сканер, все черно-белое. Приехал человек, который сказал, что включается вот здесь, программа запускается вот так… Corel Draw, естественно, ну и мы забыли все на свете. Я стал пораньше просыпаться, садиться за компьютер и нажимать кнопки. Приезжаю как-то с работы, а Дима, мой приятель, возился с компьютером, и говорит мне: «Смотри, что я нашел! Оказывается, если нажать вот эту кнопку, получится вот это…ух ты!». Вот так мы осваивали компьютер. Надо сказать, что освоили за неделю, без всяких мануалов. Моя любимая программа, конечно, Corel Draw. Я в ней и до сих пор работаю. На самом деле, для векторного редактирования лучше программы нет. В Иллюстраторе мне неудобно работать с линиями, узлами… (Тут раздался нестройный хор присутствующих, несогласных с Эркеном по поводу лучшей программы для работы с вектором).
М.Х.: Есть что-то из работ компании, твоих личных работ, что ты не показываешь, не включаешь в портфолио?
Э.К.: Конечно, есть! И не только из работ компании, но из своих личных работ. Из некоммерческих я тоже не все показываю. Сделать-то можно все, что угодно, но не всегда получается.
М.Х.: А если честно признаться, есть ли у тебя такие коммерческие работы, которые являются компромиссом с собственной совестью, которые сделаны под жестким диктатом заказчика.
Э.К.: Знаешь, многие из тех работ, что я показываю и хвалюсь ими, тоже результат компромисса. То есть я знаю, какими они могли бы быть, но и то, что получилось в результате взимодействия с заказчиком, по-моему, очень даже неплохо. То есть, любая коммерческая работа в той или иной степени компромисс. Есть, правда, предел любому компромиссу. У нас бывали случаи в практике, когда мы понимали, что это все — не будем дальше работать. Возвращаем деньги, потому что эта работа только мучение и для нас, и для заказчика.
М.Х.: Часто ли разбегаетесь с заказчиком, не закончив проект?
Э.К.: Редко, но бывает. Компания «Нижфарм», например. Делали для них календарь. Считаю, что сделали хороший проект, отвечавший поставленным задачам. Но когда начались бесконечные предложения переделать, доделать и т.д. и т.п. мы поняли, что для нас будет дешевле вернуть деньги и не работать дальше. Вообще, я нормально отношусь к тому, что заказчик просит что-то поправить, значит, на то есть причины. Когда я понимаю ситуацию, то можно найти порой и более интересное решение, которое будет решать поставленные задачи. Когда заказчик говорит: «Мне это не нравится потому-то и потому-то» и просит что-то переделать — первая мысль, что это все невозможно, что все порушится! Но я знаю уже по опыту, что все-таки можно найти какое-то решение, которое и меня бы удовлетворило и требования заказчика. Но это, на самом деле, нелегко. Так было с «Электронной Россией»: я вообще думал отказаться от второго тура, потому что уже не видел пути как выполнить их претензии… но оказалось, что возможно! Работа вышла еще лучше, чем предыдущие эскизы, но, к сожалению, ее не приняли. Правда, уже по другим причинам. Многие говорили, что у нас хороший знак, но, чиновники выбрали герб и флаг.
М.Х.: Ты преподаешь уже достаточно долго в ВШГД…
Э.К.: Уже почти 10 лет, с небольшими перерывами, правда..
М.Х.: Что для тебя эта работа, зачем все это?
Э.К.: Каждый, кто начинает преподавать, уже потом обнаруживает, что начинает понимать многие вещи, которые раньше не понимал. Для того, чтобы что-то рассказать, ты сам сначала должен все это сформулировать и структурировать в своей голове. Также я получаю массу положительной энергии от молодых ребят: и парней, и девчонок. Потому что они живые, им все это интересно, они радуются тому, что они делают. И я начинаю этому еще больше радоваться. И очень приятно, когда видишь, что вот не умеет что-то человек, но вот он ощутил в себе какие-то силы и понял, что ему это интересно, что-то удалось зацепить. Я вообще считаю, что талант — это интерес, жажда. То есть если тебе интересно, ты талантлив. Талант — это дар в любви, в интересе, в удовольствии, которое ты получаешь. Если ты будешь этим заниматься, то в итоге, ты всему научишься. И ты будешь больше других изучать, больше других узнавать, ты будешь чувствовать это. У нас занятия, часто не очень правильные с точки зрения методики, но зато, многие из них интересны, то есть, если студентам интересно — это хорошее задание.
М.Х.: Привлекаешь ли ты своих студентов к заказам студии, даешь ли им какой-то «кусок» практической деятельности?
Э.К.: Мне бы хотелось этого, потому что есть талантливые студенты. Был один такой опыт, не очень удачный. У нас был клиент, который попросил свою дочку взять на практику и немножко поучить. В итоге она и работала и училась (я знаю, это очень тяжело). И возник конфликт интересов. На работе я требую, чтобы она работала. Человек не работает — значит это плохой сотрудник. А с другой стороны, я требую, чтобы она выполняла задания. Я не могу разобраться с этим…. Я бы с радостью кого-то взял после учебы. А совмещать не получается.
Александр Линецкий: Готовя расписание программы «ВИЖУ!» на портале design-union.ru, я перечитал анонсы всех выступлений. Читая твое «Почему мне нравятся иллюзии», у меня тут же возник вопрос: «Не занимаешься ли ты еще и литературным творчеством, стихи пишешь, например?»
Э.К.: Конечно! А кто не пишет стихов? Кто не писал их в молодости?
А.Л.: Часто бывает, что дизайнеры, как, прежде всего, визуалы, не всегда в ладах со словом. А здесь я почувствовал, собрата по перу, если можно так сказать. Твой текст очень образный…
Э.К.: Приятно слышать! Я-то, конечно, дилетант-графоман. Надеюсь все-таки, что выйдет книжечка моих стихов. Стихи очень странные, и я придумал название «Простые рифмы». Простые — это, типа, ботинки-ботинки, полуботинки уже не катят — слишком сложно! Мой шурин называет это «тупые рифмы», так что, скорее всего эта книжка и будет называться «Тупые рифмы». Правда первое и лучшее стихотворение с неправильной рифмой такое: «Я запер дверь на один оборот, а соседка — наоборот». В русском языке очень много таких слов: двузначных, двусмысленных.
А.Л.: Как-то я прослушал твое интервью на «Серебряном дожде» в программе «Чистый город». Ты говорил, что в городе чисто, когда грунт (земля, песок — все, что летучее) укрыт: асфальтом ли, дерном ли, камнем ли... Там упоминался Нью-Йорк. А я пришел к этой же формуле чистоты, будучи в Дрездене. Действительно, открытой земли не найти днем-с-огнем. Машины стоят чистые, запыленные окна не найти... Но это уже не графика, а средовой или промышленный дизайн. В этом смысле ты что-то делаешь, или может быть, собираешься делать?
Э.К.: Мы хотим делать, будем стремиться. Это сложно, потому что почти всегда связано с чиновниками, то есть именно поэтому, это хочется делать, это самое слабое место пока что в российском дизайне, на мой взгляд. У нас даже промышленный дизайн еще какой-то есть, а здесь — просто беда. Когда вместо того, чтобы просто тропинку сделать перегораживают ленточками, чтобы там не ходили, а люди пробиваются — и это грязь, потому что люди идут по земле, по газону… нужно сделать тропинку. А все говорят, почему у вас такой грязный город? Поэтому. Но не только, можно отъехать от Москвы на 3 км и увидеть, что там творится, когда идет стройка, например. Все объезжают по обочине и едут в Москву. При этом бессмысленно мыть колеса на стройках, зачем тратить воду. Проблема не в том, что на стройках грязно и не моют колеса..
Анна Иванова: У меня вопрос про Imadesign: Вы являетесь его основателем. Но вот скажите, кто придумал само название бренда «Imadesign» и его знак? Это ваша работа?
Э.К.: Да, это все я сделал. Раньше это было «Imadesign Studio», потом в какой-то момент мы поняли, что нужно писать по-русски и начали писать «ИМА-дизайн», Studio убрали. А потом мы перепозиционировались и назвались «I MADE SIGN» — ренейминг сделали. Я все это рисовал, все три раза, потому что хозяин-барин. Возможно, что со временем мы опять будем что-то менять. Это самое трудное понять: кто мы и чего мы хотим.
Источник: design-union.ru
