Эркен Кагаров
Эссе для каталога фестиваля "Москва - территория 2000"

У осени в Ташкенте совсем другой запах. Опавшие сухие листья крошатся, смешиваются с нежной пылью. Я долго не мог понять этой странности - ведь здесь, в Москве, такой же листопад, и почти те же тополя, а понял только сейчас, в этом году. Ранней осенью там мало дождей, летом их не бывает вообще. В Москве же лиственный сор смешивается не с пылью, а с сырой землей. Иногда мне кажется, что в Москве пыли нет - есть только сажа и тополиный пух.

В Ташкенте все делается неторопливо. Не медленно, а именно "неторопливо". Человека, приехавшего оттуда, сразу можно заметить в Москве, например, в метро. Он всем мешает, задерживает движение. Странное дело - меня это стало в последнее время раздражать. Приезжая раз в году к родителям, я понимаю, что стал москвичом - так привык все время куда-то бежать. Общее московское состояние постоянно не успевать и опаздывать.

В Ташкенте летом жарко. Помню когда защитили летом диплом, поехали отмечать к Тане Острогожской. Невыспавшиеся, с каким-то неясным ощущением купили водки, минеральной воды, какую-то закуску. Все бутылки были одного фасона - зеленые, с коротким горлышком. Отличались они только этикетками и пробками - металлические с гофрированными зубчиками у минералки, и, из тонкого алюминия, с "язычком" - водочные. Чтобы бутылки "остыли", положили их в ванну, под струю холодной воды, - так часто в Ташкенте делают с арбузами и дынями, - ведь холодильник уже забит "под завязку". Этикетки отклеились сразу, крышки исчезли за столом... Напитки стали безымянными и вся компания часто пыталась запить водку чем-то неизвестным из зеленой бутылки.

В Ташкенте много дешевых фруктов и овощей. Папа как-то рассказал, что когда мы только получили квартиру, в новом отстроенном после землетрясения "Доме художников", он с приятелем поехал на ближайший базар - Фархадский, и купил арбуз. Он был столь велик, что нести они его не смогли, и три остановки просто катили. Вообще-то это было замечательное время. Квартиры получили люди, у которых своего жилья раньше не было, то есть люди молодые. Дом был построен на деньги художественного фонда, поэтому в дом въехали художники. Теперь можно представить себе семьдесят первый год и полный дом молодых художников! Двери тогда не закрывались и часто застолье просто перетекало из квартиры в квартиру, с этажа на этаж. Дети были общие, и я рад, что у меня много родителей.

Из Ташкента многие уезжают. Миша Джалалян, в нашу последнюю встречу, в этом году сказал, что ему осталось "толкнуть" квартиру и пару последних работ, и все, можно ехать. Канада, Квебек. Уже есть виза, все документы, французский язык.

Первыми из моих знакомых, уехали Немировские - совсем далеко, в Австралию, на край света. Немировский-старший запомнился мне шуткой про одного художника, Бурмакина. Бурмакин жил в нашем доме и у него было два сына - близнецы. Потом у него появилась новая семья, и родились две девочки, близняшки. Алик Немировский говорил, что у Бурмакина "двустволка".

Из близких мне людей раньше всех уехал Тимур Исхаков - поступил в Лондоне в Королевскую Академию Искусств. Как во многих историях - он и его жена мыли посуду в кафе, перебивались продажей маленьких картинок за мизерные деньги. На дипломной выставке у Тимура купили все работы в первый же день. Теперь у них все замечательно, приезжают арт-дилеры из Штатов, он купил дом и большую машину. Когда-то, в Ташкенте, Тимур говорил, что он хотел бы купить замок. Я не сомневаюсь.

В Ташкенте было землетрясение. Родители жили в общежитии, мне было семнадцать дней, а бабушку из Лихославля, из России, надо было провожать в аэропорт. Поэтому все встали рано, мама меня кормила, а бабушка стояла с чемоданами. Когда начался гул и взрывы, бабушка поставила чемоданы на пол и сказала: "Это война". Потом уже в разрушенном городе, папа каким-то чудом нашел такси, и бабушка улетела на самолете. Общежитие, где мы жили, было одним из тех зданий, которые уцелели. Оно и сейчас стоит.

В Ташкенте был самый высокий в Средней Азии памятник Ленину. После перестройки центральную площадь города переименовали из "Площади им. В.И. Ленина" в "Мустакиллик" - независимость, а фигуру убрали. Постамент долго пустовал, я помню были даже конкурсы на то, что установить взамен. Как это часто бывает, они ничем не завершились, а на пьедестале теперь стоит шар, разделенный какой-то координатной сеткой, с изображением карты республики. Некоторые называют этот памятник "глобус Узбекистана".

Ташкент - город интернациональный. Когда я заманивал Сашу погостить у меня, то обещал ей:

- Я познакомлю тебя с моими друзьями - Мишей Джалаляном, Левоном Авакяном, Тиграном Петросяном...

- А узбеки в вашем городе есть?..

В Ташкенте жило много корейцев и татар. Много греков. Когда в Греции власть захватили "черные полковники", Советский Союз принял множество политэмигрантов, которых "разместили" в Ташкенте, видимо по причине "теплолюбивости". После переписи населения в 78-ом году, я узнал, что в Ташкенте, среди тысяч, сотен и десятков людей, живет один француз. Я ему до сих пор почему-то сочувствую.

В Ташкенте не носят короткие юбки. Это неправда, носят, хотя не все и не везде.

В Ташкенте говорят: "плов-млов", "телевизор-мелевизор". Эта своеобразная лексическая экзотика проникла и в Россию: "какой такой павлин-мавлин?". На мой взгляд, такое украшение речи сродни восточным орнаментам и превращает обычный прозаический разговор в рифмованную песню.

В Ташкенте не продается черный хлеб, а мясо всегда можно было купить только на базаре.

В Ташкенте очень любят цветы...

В Ташкенте водку пьют из чайников...

В Ташкенте на улице готовят плов и шашлык...

В Ташкенте коровы пасутся на трамвайных путях...

По Ташкенту многие скучают...